На зреющие в Петрограде волнения никто не обратил внимания и меры своевременно не принял. Да и не стоили того распускаемые ложные слухи о голоде, запасов муки в столице хватало… Малой части направленных против Инквизиции сил достало бы, дабы задавить на корню зачатки стихийного голодного бунта… Но отвлечь эти силы от курируемого лично императорской четой направления никто не позволил.
Жандармы и полицейские старой школы умели работать. Задачу они выполнили блестяще. Через два месяца после казни Распутина Инквизиции не стало. В очередной раз не стало.
Заодно не стало Российской Империи.
На площадку перед мемориалом въехали три машины. На передней – разноцветные ленты, переплетённые кольца. Свадьба. Жених с невестой выгрузились из мерса не первой свежести, из жигулей повалили гости. Новобрачные с цветами двинулись к обелиску. Щёлкали фотокамеры, хлопали пробки шампанского.
– Пойдём отсюда, – сказал Лесник.
Они перешли шоссе, ворота обсерватории были гостеприимно распахнуты – и никакой охраны. Кого ныне интересуют звезды – далёкие светила не приватизируешь и за границу не продашь.
Старинный парк производил грустное впечатление – запущенный, неухоженный. На дорожках гнили кучи срезанных ветвей – судя по всему, не первый год. Нигде ни души…
– У тебя быстро заживают раны? – повторил свой вопрос Лесник, когда они проходили мимо прудика, подёрнутого ряской.
– Не знаю, – сказала Анна. – Серьёзных ран не было, а на царапины как-то внимания не обращаешь… Может, ты мне все-таки скажешь: в чем дело? Ты подозреваешь, что я убила Эдика? И расчленила? Боюсь, ты меня переоцениваешь…
– В этом я тебя не подозреваю. Но не ясна причина убийства. И я хочу услышать все, что ты знаешь о его последних днях. Постарайся ничего не пропустить.
– Он пришёл в понедельник, в библиотеку… Со списком литературы. Сказал, что командированный, спросил: можно ли временно записаться и взять эти книги на дом? А издания оказались достаточно редкие… Причём недавно поступившие, дар какого-то разбогатевшего бывшего студента. Не совсем по профилю, но грех от подарков отказываться. От кого-то Эдик про них узнал… Я ответила – мы обслуживаем лишь студентов и преподавателей, посторонних – лишь с письменного разрешения ректора. Но можно поработать здесь, в читальном зале. Ему это не подошло – ректор в отъезде, будет через неделю, а время для работы у Эдика якобы есть только поздно вечером… И выдвинул встречное предложение: сделать для него реферат, вернее, компиляцию по нескольким источникам. Тему ты знаешь – военно-полевые суды начала века… Я согласилась.
– Скажи… Как тебе показалось – этот реферат был лишь поводом для знакомства? Или действительно интересовал Эдика?
– Не знаю. Он подождал меня после работы, пригласил в кафе, начал банально ухаживать, про мою работу и не вспоминал. И я тогда решила, что весь заказ – просто предлог… Но зачем так сложно? Он был мужчина вполне обаятельный, пусть и не в моем вкусе. Хотя на следующий день, вечером, принимая работу, он казался другим – жёстким, собранным. Просмотрел все внимательно, задавал конкретные вопросы. Попросил дополнительно осветить некоторые моменты.
– Какие?
– Военно-полевые суды в девятьсот пятом году в западных губерниях России. Другие случаи внесудебных расправ – тогда же и там же. Все упоминания о том, как относилась к этому церковь, а в особенности – Святейший Синод. И я подумала, что это, пожалуй, не предлог… Может, хотел совместить приятное с полезным?
– О чем он ещё с тобой говорил? Кроме реферата?
– Да о том же, о чем и ты. Городил всякую чушь… Вас в одном месте учили знакомиться с девушками? – она улыбнулась слабо, неуверенно. Впервые за сегодняшнее утро.
– Нас учили другому, – жёстко отрезал Лесник. Улыбка погасла.
Он подумал, что такие слова и тон вполне могли бы принадлежать Юзефу… И сказал значительно мягче:
– Извини. Что-то не до шуток сегодня… И чушь городить нет настроения.
– Ну вот… В кои веки нашёлся романтичный кавалер, вытащил на свидание таким романтичным способом. А оказалось – он на работе… Что это за камень? – неожиданно сменила она тему.
Массивный обелиск высился прямо из густой травы.
И напоминал могильный камень.
– Это начало всех начал, – сказал Лесник. – Пулковский меридиан. От этого камня отсчитывают географические координаты в России. Как глубины и высоты – от Кронштадского футштока.
– Передвинем? То-то неразбериха начнётся… – шутка прозвучала неуверенно. Почти жалобно.
Какая она тенятница… Простая девчонка, то наблюдательная и сообразительная, то озорная и ребячливая… Ладонь Анны легла на гладкой гранит. Лесник тут же вспомнил про гадательный столик Де Лануа… Кто сказал, что мадам работала без ассистентки? Разными бывают тенятницы – порой молодыми и обаятельными. Перед глазами встала картина шестилетней давности: судорога, изгибающая тело девочки-ликантропа, мышцы, наливающиеся буквально на глазах, испуганное лицо, превращающееся в морду с оскаленной пастью…
Он шагнул к Анне. Привлёк к себе. Она не отстранилась, но Лесник почувствовал сквозь тонкую ткань, как её тело на мгновение напряглось – и тут же обмякло…
Губы ласкали губы, и на несколько секунд он забыл обо всем… Потом его ладонь скользнула снизу под блузку. Под ней ничего не было надето, но Лесника интересовало отнюдь не наличие или отсутствие нижнего белья…
Следов от пуль на спине Анны не оказалось.
Солнце ударило в щель между шторами. Резануло по глазам. Подло и исподтишка. Я сделал шаг назад. В тень. Тёмные очки остались где-то на дне Колонички…