Новая инквизиция - Страница 71

К оглавлению

71

– Ты че тут выдумал, а?

– Все в порядке, – задумчиво сказал Гера. – Так, проверка на вшивость…

– Себя проверь, дешевле выйдет.

Обезглавленный птичий труп просвистел через будуар, ударился в обтянутую шёлком стену.

– Ладно, проехали, – сказал Гера, вертя в руках тубу с пилюлями.

Осенью он собирался держать экзамен на звание полевого агента, а на оперативную работу перешёл из Трех Китов, где служил лаборантом – и знал несколько больше, чем обычный младший агент.


Вкатив Игнату инъекцию снотворного, инквизиторы исходили из наработанных методик. Определили на глазок вес парня, рассчитали время пробуждения и необходимую дозу – Юзеф хотел, чтобы с охранником побеседовал Канюченко в первой и основной своей ипостаси.

Они сделали все правильно.

Но ошиблись.

Не учли природной крепости пациента, выросшего на свежем воздухе и домашних продуктах. Не знали о наследственных факторах: покойный папаша Игната мог опростать за вечер четверть мутноватой картофельной самогонки и остаться на ногах и в сознании – сын унаследовал эти отцовские достоинства. Наконец, понятия не имели о деревенском упрямстве парня – обстоятельном и несокрушимом, хотя и чуть туповатом упрямстве, с которым Игнат всегда выполнял то, что считал своим долгом.

…Ему казалось, что он опять в армии, что спит – в последние сладкие секунды перед подъёмом, щека давит жёсткую, набитую поролоном подушку, сверху лежит колючее одеяло, и над ухом вопит противный голос старшины, отчего-то решившего выгнать на зарядку «дедушек», обычно просыпающих это мероприятие…

«Встать!» – гнусно орал старшина.

Игнат разлепил веки.

«Лечь!»

Игнат удивился. Приказ был нелогичный, поскольку он и так лежал. Потом морок развеялся – исчезла казарма, исчезла двухъярусная железная койка. Командный голос, впрочем, остался: «Десять отжиманий…»

Несколько секунд потребовались, чтобы определиться с местоположением. Резные ножки какой-то мебели; ковёр на стене, доходящий до пола… Квартира хозяйки, дальняя комната, служившая ему спальней… Он лежал на полу, ребра давил жёсткий паркет. Ныло все тело, особенно шея – повернуть голову и осмотреться Игнат не смог. Хотя болью это чувство назвать было трудно – лёгкое покалывание, словно от слабеньких электроразрядов. Почти даже приятно. Он полежал неподвижно, пытаясь понять по звуку, есть ли кто рядом. Вроде никого. Лишь из соседней комнаты доносились напомнившие службу команды…

Чужие.

Чужие в доме…

Резкие команды за дверью смолкли. Послышался разговор – тоже достаточно резкий.

Игнат скрипнул зубами. Чужие в доме. Вышибли дверь и отрубили его первым же ударом… Хозяйка… Что они сделали с хозяйкой, пока он тут валяется, как куль с дерьмом?

Мысли ворочались тяжело, как сонный медведь в берлоге. Хотелось закрыть глаза и отключиться. Вместо этого Игнат попытался встать. Ничего не вышло. Тело упрямо не желало выполнять команды мозга. Казалось, что он умудрился отлежать все мышцы разом.

Он подтащил к себе руку – непослушная, она тянулась по полу бесчувственным протезом. Вцепился зубами в запястье. Боль появилась где-то далеко, за тридевять земель, лёгкая, ненастоящая…

Игнат стиснул челюсти изо всех оставшихся сил. Во рту засолонело. Боль резанула по нервам, злость – по мозгу. В висках застучал пульс. Адреналин рванул в кровь. Игнат перевернулся на живот – с третьей попытки. Пополз, оставляя кровавый след на паркете. До дальней стены – три метра. Он преодолевал их медленно, сантиметр за сантиметром. Всплеск адреналина утих, вперёд толкало лишь упрямство…

…Палец долго давил неприметный сучок на лакированном дереве. Давил и не мог нажать с достаточной силой. Наконец кусок плинтуса отскочил с лёгким щелчком. Негнущиеся пальцы вытащили свёрток в промасленной бумаге, развернули. Игнат дышал, как после пятнадцати километров с полной выкладкой. Прижался лбом к холодной воронёной стали, как будто хотел почерпнуть часть таившейся в мёртвом металле силы…

Немного передохнул и стал навинчивать на ствол глушитель.

Дела минувших дней – XII
Декабрь 1916 – февраль 1917 года. Крушение

Ответ на казнь Распутина оказался сокрушительным.

Император и его супруга хорошо понимали, что эти два князя, эти два опереточных заговорщика – Юсупов и Дмитрий Павлович – отнюдь не главные пружины дела. Примазавшийся к заговору думский шут Пуришкевич тоже никак не мог свалить фигуру такого калибра, как Распутин.

И – кары на похваляющихся своей доблестью убийц тенятника обрушились смехотворные. Резолюция императора «Никому не позволено убивать» и ссылка, по сути спасшая всю компанию от грянувших год спустя расправ озверелой матросни.

Но на истинных виновных – тех, кто спланировал и просчитал акцию – обрушилась вся без исключения мощь карающего аппарата Российской Империи. Обрушилась на Инквизицию.

Судов не было. Официальных обвинений не было. Воздавали оком за око – по инквизиторам катилась беспощадная волна вроде как естественных смертей, и таинственных убийств, и не менее таинственных исчезновений, и беспричинных самоубийств…

За два месяца состав столоначальников десятого присутствия Св. Синода (под такой официальной вывеской действовала Инквизиция к концу 1916 года) сменился трижды. Смертность среди живших под прикрытиями инквизиторов была ещё выше.

Работа по германским шпионам оказалась заброшена. Рапорты о растущей активности агитаторов-социалистов ложились под сукно. Фактически, вся громадная структура Министерства внутренних дел Российской Империи в последние два с половиной месяца её существования была нацелена на выполнение одной задачи – уничтожить Инквизицию.

71