Новая инквизиция - Страница 76

После пяти лет сомнений, терзаний и не высказанных никому подозрений о. Алексий обратился в Святейший Синод… Обратился в неудачное время – недавно прогремела «всенародная и бескровная» Февральская революция.

Назначенный от Временного правительства демократическим обер-прокурором Синода кадет Львов с трудом отличал стихарь от пономаря, но выслушал Алексея Николаевича внимательно. Покивал, посочувствовал, взял для изучения документы. Более того, через месяц, к Пасхе, Св. Синод пожаловал, о. Алексия камилавкой … И все.

Ещё через месяц Алексей Николаевич снова явился в Синод, почти двое суток прождал в приёмной демократического обер-прокурора, дождался, попытался на ходу напомнить тому о сути своего прошения – упёрся в недоуменное моргание и классическое «зайдите попозже»… А спустя несколько секунд Соболев ощутил на локте мягкое и дружеское пожатие. Обернулся – немолодой чиновник в вицмундире со споротыми нашивками. Пенсне, седеющая шевелюра, ухоженная эспаньолка… Два человека, знающих одно – надо что-то делать – встретились.

Чиновник оказался коллежским советником Модестом Семёновичем Семаго, служившим по упразднённому ныне ведомству генерала Курлова. И курировавшим в означенном ведомстве именно те вопросы, даже существование которых демократически настроенные господа признавать не желали. Вопросы борьбы с сатанизмом.

Февраль оставил коллежского советника не у дел. В «демократической милиции», где верховодили выпущенные из тюрем блатари, делать ему было нечего. Встреча с Соболевым оказалась знаком судьбы…

Эрудит и умница, Семаго не нуждался в канувших архивах Инквизиции и жандармского корпуса – его безупречная память хранила тысячи имён и фактов, связанных с сектантами-дьяволопоклонниками, с ритуальными убийствами, со всевозможными кровавыми загадками, так до конца и не прояснёнными…

Сейчас Семаго, яростно пыхтя папиросой, спорил о методах допроса ведьм с Буланским, третьим членом вновь создаваемого Капитула (назвали на западный манер, термин «Высший Совет» решили не восстанавливать – советы всех мастей и так вокруг были в избытке).

– Вы, милейший Богдан Савельич, недооцениваете возможности современных методов! Ведьма, колдун, упырь, тенятник – по сути уже не люди. Времена калёного железа прошли – надо основываться на биохимических и психологических различиях. Новая Инквизиция должна и будет стоять на трех китах. Первый – фундаментальные естественные дисциплины: физика, математика, химия, медицина. Надо понять – что есть враг, и станет ясно – как его уничтожить. Второй – наука прикладная, коией надлежит вооружить нас самой совершённой техникой. Сколько можно махать заржавелыми Дыевыми ножами? И третий кит – это науки о психике – людской и не-людской, и о методах воздействия на ту и другую…

– Не поползут ваши киты по суше, им другая стихия назначена, – гнул своё милейший Богдан Савельич. – Главное – крови не надо бояться…

Богдана Буланского излишние теоретические познания не отягощали. Он был сугубым практиком – не знающим страха, сомнений и жалости, последним уцелевшим руководителем старой Инквизиции…

Два года назад Буланский оказался невольной и косвенной причиной очередного разгрома Конторы – показал Распутину портрет Ирины Юсуповой, оказавшийся роковым для старца-тенятника. Но сумел спасти и вывести из-под удара значительное количество бойцов нижнего звена именно Богдан Буланский.

Трое ждали одного. Одного, знакомого им заочно и призванного стать четвёртым членом Капитула. Тот запаздывал – зачистка Москвы от анархистов была его акцией. Впрочем, зачищали вчерашних соратников достаточно мягко – не желающим умирать под чёрными знамёнами давали уйти. Выкуренные из берлог братишки потянулись к югу – просвещать самостийных атаманов и батек идеями Бакунина и Кропоткина…

…Когда четвёртый вошёл, рука Буланского невольно дёрнулась к браунингу, укрытому во внутреннем кармане пиджака – больно уж характерный облик был у пришельца. Чёрная кожа с ног до головы – сапоги, куртка, фуражка. Маузер в деревянном футляре. Давящий взгляд из-под кустистых бровей.

Представился вновь прибывший тем самым псевдонимом, под которым его знала троица инквизиторов.

– Здравствуйте. Меня зовут товарищ Юзеф.

Глава четырнадцатая

Все четверо добровольцев собрались в квартире Де Лануа.

Гера рассудил здраво: жилище музыканта обыскивали долго и тщательно. Искомое либо нашли, либо нет – в любом случае возвращаться туда противнику незачем. У колдуньи следов обыска не обнаружено. Однако какой-то интерес тут у тенятника был. Значит, здесь его и стоит ждать – всем вместе.

На всякий случай на оба входа смежных квартир Фагота прилепили датчики, обязанные подать сигнал при попытке открыть двери.

Ждали. Нервно курили – их не активизированному обонянию табачный дым не вредил. В который раз прогоняли возможные партитуры схватки. Если враг ударит сразу. Если начнёт с разговоров через притворённую дверь. Если… Истекай второй час ожидания. Умирать не хотелось.

Раскуроченная дверь не запиралась, единственной преградой оставалась накинутая цепочка – толстая, легированная, на вид достаточно мощная. Гера не особо на неё рассчитывал, но какую-то фору даст. Кое-что они успеют, пока в дверь будут ломиться…

…В дверь никто не ломился. Она стала открываться – и продолжила с той же скоростью. Цепочка натянулась и лопнула. Разговоров не было. Все началось сразу и быстро.

Наверное, он снова потерял сознание. Или уснул. А может и нет, но в событиях появились непонятные провалы. Игнат не старался в этом разобраться. Просто собирался сделать, что должен.