Новая инквизиция - Страница 69

– Ништяк, братва, съедобно.

Юзеф смотрел, как остальные принимают препарат. Съедобно… Даже не вредно. Но цереброзиды их мозга станут теперь ядом для желудка любого, кто вздумает попробовать мозг на вкус. Для человека – смертельным, для тенятника – по меньшей мере парализующим. Настоящая задача остающихся в засаде именно в том и состояла – послужить отравленной приманкой Мозгоеду.

Мишу и Славика он инструктировал в их джипе.

– Отправляетесь в Пулково. Через час должен прибыть самолёт. ЯК-40, чартер из Петрозаводска. Встретите пассажира и доставите ко мне – на третью площадку. Вот пропуск – машину подгоните прямо на лётное поле, никаких залов ожидания.

– Данные пассажира? По фамилии встречаем или по приметам? – деловито спросил Славик. Десять минут назад он получил очередной обезболивающий укол, треснувшие ребра почти не беспокоили.

– Он будет один в самолёте, – сказал Юзеф, – не ошибётесь. Паролей нет, скажете – от меня. А если…

Обер-инквизитор ненадолго задумался. Едва ли кто-то из недоброжелателей Юзефа приглядывал за человеком, с которым тот шестнадцать лет не поддерживал отношений. Перелёт был организован быстро, никто физически не мог успеть подготовить контроперацию. И все же…

– Если будут другие встречающие, действуйте по обстановке. С максимальной жёсткостью. Какими бы мундирами и корочками они не прикрывались.

«Чероки» с бойцами уехал. Автомобиль был, кстати, интересный. На вид – обычный джип средней руки мафиозного братка. Но по бронированию не уступал полицейскому броневику. А по замаскированному вооружению – армейскому.

Все будет в порядке, уверил себя Юзеф. Если что – прорвутся.

Но уверенности не было. Ни в чем.

Танки при ближайшем рассмотрении оказались фальшивкой. Муляжом.

Башни грозных некогда «тридцатьчетверок» исчезли неизвестно куда – и были заменены грубыми бетонными копиями. Лесник посмотрел на ноздреватый бетон, окрашенный в защитный цвет, из которого торчали танковые пушки, – и отвернулся. Напротив, через шоссе, виднелись увенчанные шарообразными куполами здания – Пулковская обсерватория. «Нива» стояла неподалёку, в тени берёзовой рощицы. У мемориала защитникам Ленинграда на Киевском шоссе было безлюдно. Только они. Лесник и Анна.

Она молчала. Он – тоже. Не знал, как начать разговор. Вернее, если уж не обманывать самого себя, – отнюдь не разговор. Допрос.

Анна не спрашивала ни о чем. Словно давно привыкла к лазающим на рассвете в окно кавалерам – настолько привыкла, что без слов выходит вслед за ними тем же путём, через окно, – и отправляется на утренние загородные прогулки.

Молчание затягивалось, и Лесник наконец его нарушил:

– Ты можешь не дописывать реферат о военно-полевых судах. Заказчик мёртв. Убит и расчленён.

Стандартной женской реакции на услышанное не было. Не было ахов, охов, вообще никаких выплесков эмоций. Анна спросила:

– Он был тебе другом? Или просто коллегой?

Казалось, Дыев нож сам рвался из ножен наружу. Лесник стиснул пальцами левой руки кончик черенка. Голос звучал мертво:

– Откуда ты это знаешь?

– Я не знаю. Догадываюсь… Вы очень похожи. Когда Эдик идёт… шёл по улице, он как будто очерчивал вокруг себя невидимую сферу и внимательно контролировал всех, кто пересекал её границы. Причём совершенно на этом не сосредотачиваясь, рефлекторно… Ты ходишь так же.

Это простая наблюдательность, подумал Лесник. Хорошая сенсорика плюс хорошая логика. Нередко встречаются и у вполне нормальных людей, успокаивал он себя. И не верил успокоительным мыслям. Анна продолжала:

– И лексика… Я хорошо чувствую речь, и письменную, и устную… А люди, которые много общаются, поневоле, чисто подсознательно, заимствуют друг у друга и характерные словечки, и обороты, и структуру фраз. Причём чем лучше к человеку относишься, тем активнее происходит заимствование. Или вы с Эдиком провели много времени за дружескими разговорами, или был кто-то третий – общий друг, или наставник… И ещё: когда ты мне дал ручку – записать телефон – ты характерно её держал. Словно оружие. Словно в любой момент готов был вогнать её в глаз, в ухо… Мне или кому другому. И тоже – бессознательно, рефлекторно. Эдик дал мне ручку так же. И – точно такую же. Похожих я нигде не видела.

Фу-у-у… Как все просто. Всего лишь ручка-тестер… Увиденная во второй раз, сработала как катализатор памяти – и тут же выплыли все мельчайшие, обычно не замечаемые детали…

Но все было не так просто. Потому что Анна сказала ещё кое-что.

– И… я даже не знаю, как это назвать… я не говорила, но Жозефина Генриховна – моя родственница. Для удобства я зову её тёткой, но тут какая-то дальняя степень родства, она и сама сбивается, многие родственные связи порвались ещё до войны… Но… похоже… у меня тоже есть какие-то семейные способности. Не такие сильные, как у неё… Я могу как-то-чувствовать людей… это не ауры, по крайней мере не те, о которых пишут в книжках, не видимые глазом сияния вокруг голов… Но я чувствую – настроение человека, здоров он или болен, кое-что ещё… У тебя и у Эдика – из всех, кого я встречала, только у вас – одинаковая завеса… Не пробиться, ничего не понять, только чувствуется, что там, за ней – живой человек. Я не очень все это понимаю, я никогда всерьёз не училась пользоваться этим, несколько раз просила Жозефину помочь разобраться, она всегда отшучивалась…

Это было похоже на правду. Или – на небольшой кусочек правды, продемонстрированный, чтобы скрыть все остальное.

Она чувствовала СКД-вакцинацию… Вернее, её последствия. Хорошей сенсорикой это уже не объяснить.