Новая инквизиция - Страница 111

111

Попробуй, попробуй… Пока ты пробуешь, я буду сидеть в крохотной, похожей на аквариум камере, ярко освещённой и днём, и ночью – если снаружи ещё остались дни и ночи. А проклятое излучение будет выворачивать меня наизнанку, растягивая секунды в годы и века… Но я буду радоваться этой боли, потому что видел других, лоботомированных, – ходячие мертвецы, растения с руками и ногами.

– Что же ещё приготовить для вас, батенька? – в голосе профессора звучит сомнение.

Сейчас он нажмёт кнопку, давая знак охране, и генератор врубят на полную мощность, и меня торжественно повезут на каталке в мой аквариум, потому что идти я не смогу…

– Попробуем радость творческого труда? – рассуждает Илья Модестович сам с собой. – Хотя трудолюбием вы вроде не отличались…

Ну что же, пришло время его удивить.

– Ошибаетесь, херр профессор, – мой голос звучит хрипло и незнакомо. – Ошибаетесь, трудолюбием я отличаюсь с раннего детства…

Удивил. Поразил. Шокировал. Это первые мои слова, которые он услышал.

– Мне было двенадцать лет, когда мать наорала на меня – дескать, ни одного острого ножа в доме, – сообщаю я невозмутимо. – Я точил хлебный нож три часа. Она стала резать батон и рассекла палец до кости. Было смешно.

Профессор забыл про кнопку. Метнулся за диктофоном. Отлично. Поговорим…

– Вы до сих пор ненавидите мать? – торопливо спрашивает он. Боится, что я снова замолчу. Но в мои планы это не входит.

Я говорю – охотно и много.

А маленький кусочек стали режет, режет браслет, притягивающий к кушетке мою правую руку. Пальцы выгибаются до предела, обломок ножа грозит выпасть – но не выпадет, я держу крепко. В мою камеру невозможно пронести оружие – на себе. Я пронёс в себе. Застрявший в кости крохотный осколок клинка, некогда пришпилившего меня к стене…

Илья Модестович задаёт вопросы, спешит узнать как можно больше, пока у меня не закончился приступ словоохотливости. Я отвечаю. Про детство, про юность, про бедолагу Марата с его застарелыми комплексами и желанием попробовать все на свете. Про то, как я впервые почувствовал свой дар, угостившись мозжечком одной толстой дурочки, решившей отдаться маэстро на его даче – и отдавшей больше, чем рассчитывала. Про то, как я убедил Фагота (не словами), что никакой другой мясной пищи его желудок не принимает. Мне нечего скрывать.

Мягкость браслета обманчива, внутри он армирован волокнами металла, не менее прочного, чем сталь моего инструмента. Но мне кажется, что волокна потихонечку поддаются.

Профессор меняет кассету в диктофоне, глаза блестят. Какой материал для монографии! Эксклюзив… А мне не жалко, мне нравится Илья Модестович Семаго – единственный человек среди этой своры бешеных псов. Но если монета ляжет орлом, если браслет все-таки уступит моим стараниям, я убью профессора первым. Потом – паренька, что сидит в соседней комнатушке, за пультом генератора… А потом…

Я не знаю, что потом. Вернее, кого…

Но здесь станет весело.

Гарантирую.

– Послушай, Ди, давай все доверим судьбе, – сказал Славик. – Если орёл – махнём вечером на материк, в Кондопогу, – клуб, дискотека, все как положено. Если решка – ты просто приглашаешь меня в гости…

– Доверим, – согласилась Диана.

Положила на колени автомат-стреломет, подбросила монетку, проводила её взглядом.

Монета образца девяносто седьмого года номиналом в один рубль взлетела в полном соответствии с законами физики, описывающими свободный полет тел. Но падала странно, замедленно, – и, опустившись на пульт управления магнитно-резонансного генератора, – закачалась на ребре.

– Ну вот… Не судьба, извини, – улыбнулась Диана. Посмотрела на часы: – Что-то профессор сегодня задерживается. Пойду, проверю…

Встала, вышла, автомат наготове.

Он разочарованно смотрел на монетку, никак не желающую лечь, как полагается. Не везёт, так не везёт… Потом поднял взгляд. Над пультом висела фотография. Отец Алексий. Рамка тёмного, почти чёрного дерева, собственноручно вырезанная Славиком, слегка напоминала оклад иконы. Казалось, глаза священника говорят: «Не отчаивайся. Всё будет хорошо…»

Славику хотелось надеяться, что так оно и будет.

КОНЕЦ

июль-ноябрь 2002 г.

notes

1

Фасеточная аккомодация (или «стрекозиный глаз») – способ наблюдения, основанный на разделении мозгом параллельных сигналов, поступающих от колбочек и палочек глазного дна. Позволяет безошибочно опознавать миражи, галлофантомы и т. д.

2

Дерьмовые новости (фр.)

3

Игра слов на французском. Griselle – шлюшка (арго), en grisaille – в сером, изображённая в серых тонах.

4

Шейн П.В. Великоросс в своих песнях, обрядах, верованиях, легендах и т. п. Спб, 1900, Т1.

5

Соболев А.Н. Тёмные силы славянского язычества в наши дни. 1931,(неопубл.)

6

«Девятка» – жаргонное название пистолета «Маузер мод. 1912», модернизированного под 9-мм патрон, принятый в кайзеровской армии. Сочетание длинного ствола с увеличенным калибром принесло «девятке» славу одного из самых мощных пистолетов, выпущенных в 20-м веке (а из револьверов с ним могли тягаться лишь длинноствольные «Кольты» 45-калибра и аналогичные модели).

7

Демократически озабоченные господа, мнящие Сталина новатором в деле переселения народов, – читайте иногда историю. И вспоминайте про Иоанна III Васильевича и Господин Великий Новгород.

8

Славяне называли цвергов «людки».

9

Справедливости ради надо сказать, что Лжедмитрий III, он же Псковский вор Сидорка, к опасным играм с реинкарнациями отношения не имел. Ремесло детей и прочих родственников Ивана Грозного оказалось весьма заманчивым для авантюристов и прохиндеев…

111