Новая инквизиция - Страница 106


К оглавлению

106

…Через две минуты после того, как Н-209 тяжело, неохотно оторвался от взлётной полосы, на аэродром стремительно въехали два автомобиля. Из переднего выскочил человек в синей форме, с ромбами на петлицах. Поднял голову, посмотрел на исчезающий самолёт. Выругался.

…В Нью-Йорк Н-209 не прилетел. В Фербэнкс – точку промежуточной посадки на Аляске – тоже. Леваневский последний раз вышел на связь через двадцать часов после старта – и навсегда замолчал. Самолёт и шестерых лётчиков искали советские и американские пилоты, искали даже спустя много лет после того, как весной 1938 года экипаж официально объявили погибшим… Искали ледоколы. Искали жители прибрежных районов Аляски.

Не нашли.

Искавшие не догадывались, что на борту Н-209 был пассажир – Богдан Буланский. И что в Америку он не собирался…

Глава девятая

Сусанна своё дело знала. Быстрота движений у неё была феноменальная. Приклад раздробил череп, и острые осколки вошли в мозг, и было больно, и Лесник умер…

На середине этой мысли он сообразил, что раз может так думать – то все не так плохо. С ним, по крайней мере. Голова раскалывается от боли, но на куски отнюдь не разбита, – сумел в последнюю долю секунды «снять» удар, перевести в скользящий… Но дела хреновые.

Жёсткий пол давил на плечо и бок. Над головой звучали голоса – надоедливые звуки, болезненно отдающиеся в голове. Смысл слов от Лесника ускользал. Сомкнутые веки ощущали свет. Хотелось открыть глаза, поднять голову, осмотреться, проверить работоспособность мышц.

Ничего этого Лесник не сделал. Не стоит тут радостно демонстрировать своё возвращение из мира мёртвых. А то живо вернут обратно – контрольным выстрелом или тем же прикладом.

Ситуация поганая: похоже, в строю остался сам Лесник, не уверенный, что сможет работать, да Юзеф, с которым творится нечто странное… Немного – против двух убийц экстра-класса. Отца Алексия в расчёт можно не принимать. Диана и близнецы если и живы, то умирают, Лесник видел, как их троих отшвырнула очередь лже-Хачатряна – по несколько пуль в каждого.

Лесник начал воспринимать речь псевдо-Арика с середины фразы. Голос звучал торжествующе:

– … было просто смешно с тебя, Юровский, – когда ты вербовал меня в Степанакерте. Не узнал, не узнал… Потерял чутьё классовое. Вай, обрадовался Юзеф-джан, человек так много знает и умеет, – и никак не засвечен в Конторе! (кавказские нотки в голосе мелькнули и вновь исчезли). Та наша встреча планировалась за два года… У меня было достаточно времени с момента, как я задумался: а зачем это товарищ Юзеф строит в Швеции томограф за тридцать шесть миллионов долларов – который не совсем томограф? Кого это он лечить тут собрался, а? Я долго не мог поверить, что ты, именно ты, всерьёз готовишься к Последним Дням. А потом понял – это, судари мои, высшая степень материализма и атеизма: взять да и переломить Предначертание силовыми и техническими методами! Браво, бравис-симо! Ну и я тоже не стал сидеть сложа руки. Помог исполниться кое-чему из предначертанного. Раз суждено появиться Тёмному Мессии, пусть уж это будет товарищ надёжный, проверенный… – так ты любил когда-то выражаться, Юровский? Зачем нам Мессия-тенятник? Пусть лучше буду я. Голос отца Алексия, негромкий, спокойный:

– Значит, Даня, башни Нового Вавилона – твоих рук дело?

Богдан коротко хохотнул.

Голос Юзефа (слова даются с трудом, но в тоне издёвка):.

– Бедный Усама… Лихо ты развёл его со штатовцами…

Слушать все это было интересно, но самого главного Лесник не понял. Где стоит Сусанна? Ни звука не свидетельствует о её местоположении…

Ладно, пора аккуратненько открывать глаза и производить визуальную разведку.

И он открыл – но один левый глаз. Правый был залит начавшей спекаться кровью.

Разговор старых врагов не пестрел угрозами, резкими выражениями, вообще проявлениями крайних эмоций. Когда ненависти столько лет – из неё уходит все наносное и лишнее, появляется в ней благородно-коньячная выдержанность.

Впрочем, третий участник разговора – отец Алексий – не считал своим врагом ни Богдана, ни Юзефа – не считал никогда, с самого начала их глухой взаимной неприязни, перешедшей в открытый конфликт и раскол Капитула. Алексей Николаевич их жалел – обоих. И молился за них… Говорил в основном Буланский. Сегодня был его день.

– Я мог бы все сделать проще и быстрее. Я ведь ныне тоже не чураюсь техники – жизнь убедила… Ты видел, Юровский, как работает моя сушилка? За полсекунды, кстати… А мой шокер? Хорошая штучка? Я мог просеять этот городишко мелким ситом и найти трех латентных, о которых ты не имел понятия. И мог их активизировать и тихо-мирно прикончить где-нибудь в сторонке… А потом взорвать сие богоугодное заведение вместе со всем содержимым, и вместе с твоим дурацким томографом. Но грубо сработать не хотелось… С возрастом больше ценишь красоту исполнения, чем результат. Или, по крайней мере, одинаково ценишь. Я много лет мечтал прикончить черноивановское отродье своими руками – и не сделал этого. Обе погибли, считай, случайно. А когда организуешь для кого-то роковые случайности, чувствуешь себя богом… Но щенка я кончу у тебя на глазах, Юровский. Шлёпну изящно и красиво, без правок – финальную точку надо ставить своими руками. И я оставлю тебя жить, и тебя, Лёша, – тоже. Будете моей недремлющей совестью, – чтобы я не возгордился и не оторвался от народа… Комфортных условий содержания не гарантирую, но навестить иногда приду.

– Ты действительно считаешь, Даня, что функция Тёмного Мессии – стать на триста лет диктатором над народами? – мягко спросил Алексей Николаевич. И сам ответил: – По-моему, ты ошибаешься. Суть мессианства – нести людям Откровение. Идею… В данном случае – Тёмную, ложную, губительную… У тебя она есть?

106